среда, 16 мая 2012 г.

Как журналисты пишут о трагедиях

Ксения Туркова в «Московских новостях» размышляет, как и почему «преступление» может ловко превратиться в «инцидент» или «катастрофу»


***
В большинстве своем  мы не умеем и не хотим правильно называть по-настоящему трагические вещи. Неуклюже балансируем на грани брезгливости (не надо о плохом) и боязни обвинить кого не следует, нежелания искать причины. У нас по части такого рода отстраненности хорошие учителя («она утонула»).

***

...особенно важно то, что «инцидент» обычно ставят в один ряд с «трагедией» (которая «настоящая» и которая «разыгралась»). С одной стороны, эти два слова как бы на разных полюсах представляют две крайности. Одно — нейтральное, даже «никакое». Другое — отдающее пафосом и надрывом. Но при ближайшем рассмотрении они оказываются «соратниками» по выполнению коммуникативных задач. Известно, например, высказывание лингвистов А.Н. Баранова и П.Б. Паршина о механизмах речевого воздействия: «Называя нечто трагедией, а не преступлением, говорящий тем самым делает неуместным разговор об ответственности, ибо у преступления виновник есть, а у трагедии его нет».
Действительно, слово «трагедия» в российских СМИ (особенно на телевидении) становится, как и «инцидент», словом passe-partout. Его употребляют так часто, что настоящая трагическая составляющая выветривается, а вопрос об ответственности и правда отпадает. 

***
... заезженный до непотребного состояния вопрос-штамп «кто виноват?» выскакивает из нас просто как-то по привычке. Мы, пожалуй, сильно удивимся, если кто-то и впрямь захочет искать на него ответ.

Это катастрофа: Как журналисты пишут о трагедиях / Туркова Ксения. Московские новости

Отчуждение предмета говорения

«Есть большая разница между описанием человеческого распада от первого лица в дневнике очевидца и пересказом от третьего лица. Всякое высказывание в третьем лице превращает того, о ком говорят, в вещь. Есть большая разница между выражениями «у меня моральная дегенерация» и «у него моральная дегенерация». Сам язык, простейшая грамматическая манипуляция способны отчуждать предмет говорения от самого себя».

Постчеловеческое состояние человека / Полина Барскова, Ирина Сандомирская. Open Space

Вы уже перестали пить коньяк по утрам?

Ксения Туркова из «Московских новостей» проанализировала методы речевого воздействия в фильме «Анатомия протеста»

Источник

«Я давно хотела проанализировать что-то вроде «Анатомии протеста». Посмотреть, какие методы речевого воздействия используют авторы таких текстов, как они складывают слова в предложения, как выстраивают аналогии и логические цепочки, какие глаголы, существительные и прилагательные у них в ходу, и как они рассчитывают с помощью этого арсенала средств убедить в чем-то аудиторию.

Когда увидела реакцию на фильм НТВ (сам фильм к тому моменту посмотреть не успела), решила, что это настоящий подарок лингвисту. Потирая руки, открыла файл с расшифровкой. Ну, думаю, сейчас как проанализирую все эти пропагандистские россыпи – на научный труд хватит.

Спустя полчаса, прочитав текст, я поняла, что не хватит не то что на научный труд – с трудом наберу на небольшую колонку. Дело в том, что произведение, которое называют «пропагандистским шедевром» и которое вызвало такую бурную, вплоть до митингов, реакцию, на самом деле никаким шедевром не является. Никаких россыпей речевоздействующих приемов. Такой манипулятивный аскетизм, что даже нечего анализировать.  После внимательного изучения текста складывается ощущение, что его авторы схватили где-то учебное пособие по речевому воздействию и, за неимением времени, наскоро просмотрели первые десять страниц. Что нашли, то и использовали.
Арсенал речевоздействующих приемов и методов в русском языке довольно обширен, как, собственно, и в других языках. Причем есть приемы очень интересные и эффективные. Обычно все это активно используют в рекламе.

Но в фильме «Анатомия протеста» — антирекламе оппозиционного движения в России — я обнаружила лишь несколько (не больше 3-4) самых примитивных приемов, которые повторяются от абзаца к абзацу.